Сокровенный человек. Платонов.
Пухов воюет с Белыми, но к Красным пристроиться полностью не может. В этом, по-моему, его внутреннее мучение. Можно понять. Время было сложное. Поднимались лозунги с высокими идеями, но как обычно бывает, между замыслом и воплощением пропасть, перейти которую непосто. Но Пухов человек достойный. Награды его не портят, человек он дела, любящий труд, бесстрашный, ищущий, мыслящий.
— Пухов, хочешь коммунистом сделаться?
— А что такое коммунист?
— Сволочь ты! Коммунист — это умный, научный человек, а буржуй — исторический дурак!
— Тогда не хочу.
— Почему не хочешь?
— Я — природный дурак! — объявил Пухов, потому что он знал особые ненарочные способы очаровывать и привлекать к себе людей и всегда производил ответ без всякого размышления.
Пожалуй, если бы меня так спросили, ответил так же. Потому, что в таких вопросах, в таких категориях обычно живет агрессивный фанатизм и сектанство: «мы хорошие, а те плохие». Может быть оно и так, но я хочу знать. Есть мнение, что коммунизм и вся советская идеология имели много общего с буддизмом. Само слово Коммуна дословно означает Община. Как бы там ни было поднимались интересные идеи, например: вводились понятие общего блага о котором Пухов говорит не раз, отказ от собственности, ценность образования, труда, уважения к женщинам и т.п. Но в конце концов все превратилось в секту. Потому, что любая идея, как комета, падая на землю, проходя через сознания людей, непременно теряет в силе, а то и вовсе курс сменит. Думаю, это связано с нашим невежеством. Такова драма человечества. Возможно, Пухов видел это тогда и не мог примириться.
Историческое время и злые силы свирепого мирового вещества совместно трепали и морили людей, а они, поев и отоспавшись, снова жили, розовели и верили в свое особое дело. Погибшие, посредством скорбной памяти, тоже подгоняли живых, чтобы оправдать свою гибель и зря не преть прахом.
Пухов глядел на встречные лощины, слушал звон поездного состава и воображал убитых — красных и белых, которые сейчас перерабатываются почвой в удобрительную тучность.
Он находил необходимым научное воскрешение мертвых, чтобы ничто напрасно не пропало и осуществилась кровная справедливость.
Когда умерла его жена — преждевременно, от голода, запущенных болезней и в безвестности, — Пухова сразу прожгла эта мрачная неправда и противозаконность события. Он тогда же почуял — куда и на какой конец света идут все революции и всякое людское беспокойство. Но знакомые коммунисты, прослушав мудрость Пухова, злостно улыбались и говорили:
— У тебя дюже масштаб велик, Пухов; наше дело мельче, но серьезней.
— Я вас не виню, — отвечал Пухов, — в шагу человека один аршин, больше не шагнешь; но если шагать долго подряд, можно далеко зайти, — я так понимаю; а, конечно, когда шагаешь, то думаешь об одном шаге, а не о версте, иначе бы шаг не получился.
— Ну, вот видишь, ты сам понимаешь, что надо соблюдать конкретность цели, — разъяснили коммунисты, и Пухов думал, что они ничего ребята, хотя напрасно бога травят, — не потому, что Пухов был богомольцем, а потому, что в религию люди сердце помещать привыкли, а в революции такого места не нашли.
— А ты люби свой класс, — советовали коммунисты.
— К этому привыкнуть еще надо, — рассуждал Пухов, — а народу в пустоте трудно будет: он вам дров наворочает от своего неуместного сердца.
Кажется, это сакральная часть произведения. Тут и высокие мечтания Пухова о научном воскресении и невозможность примириться с текущим временем. Мысль о соединении религии и науки прекрасна. Ее я всем сердцем разделяю и верю, что в конце концов мы к этому прийдем. Не знаю, как на счет воскрешения мертвых, но поле открытий, которое нас потрясет и продвинет тут огромное.
До конца не понимаю, почему Пухов не мог примириться с Красными. Не увидел каких-то противоречий, иногда даже казалось, что он просто бухтит. Вот он не принимает отказ от собственности, а сам спит в конце концов на сундуке и говорит, что человек он простой, ни в чем не нуждается. Хорошо, что Пухов в конце концов пошел на станок. Но было бы еще круче, если бы он начал опыты по соединению религии и науки, ума и сердца, как он сам выражается.
«Потому что вы делаете не вещь, а отношение! — говорил Пухов, смутно припоминая плакаты, где говорилось, что капитал не вещь, а отношение; отношение же Пухов понимал как ничто».
С этой мыслью не соглашусь. Строить отношения с близкими, с коллегами, со странами и, главное с самим собой необходимо. И это действительно капитал. Но я могу допустить, что Платонов это хорошо знает и не спорит. Просто его утомляли бесконечные лозунги, болтуны которых тогда было море.
«Пухов подписался, хотя не верил в организацию мысли. Он так и сказал на ячейке: человек — сволочь, ты его хочешь от бывшего бога отучить, а он тебе Собор Революции построит!»
Я верю, что люди меняются, просто очень медленно.
Язык Платонова мне не оказался близок, но весьма заразителен. После прочтения нескольких книг точно так заговоришь.